Трое в лодке - Страница 61


К оглавлению

61

Наутро мы встали рано, так как хотели к полудню попасть в Оксфорд. Просто удивительно, как рано встаешь, когда ночуешь на открытом воздухе! Если спишь не на перине, а на дне лодки, завернувшись в плед и сунув под голову саквояж вместо подушки, то как-то нет охоты выкраивать «еще хоть пять минуток». Поэтому к половине девятого мы не только покончили с завтраком, но даже успели пройти через Клифтонский шлюз.

От Клифтона до Калэма тянутся плоские, унылые, однообразные берега, но за Калэмским шлюзом – это самый холодный и глубокий шлюз на Темзе – местность становится привлекательнее.

Абингдон стоит у самой реки. Это типичный провинциальный городок, спокойный, чистенький, чрезвычайно респектабельный и невыносимо скучный. Он считает себя старинным и гордится этим, но едва ли его можно сравнить с Уоллингфордом и Дорчестером. Когда-то в нем было знаменитое аббатство; теперь оно разрушено, и его полуразвалившиеся, некогда освященные стены служат в наши дни приютом для пивоварни.

В Абингдонской церкви св.Николая стоит памятник Джону Блейкуоллу и его жене Джейн, которые после долгого и счастливого супружества скончались в один и тот же день, 21 августа 1625 года. В церкви св.Елены вы найдете записи о мистере У.Ли, который умер в 1637 году после того, как «произвел на свет силою чресл своих две сотни потомков без трех». Если вы дадите себе труд подсчитать, то найдете, что семейство мистера Ли состояло из ста девяноста семи человек. Мистер Ли пять раз избирался мэром Абингдона и был, без сомнения, благодетелем своих сограждан. Поскольку, однако, наш девятнадцатый век страдает от перенаселенности, я надеюсь, что таких людей, как мистер Ли, осталось немного.

Между Абингдоном и Ньюнэм-Кортни река прелестна. В ньюнэмском парке стоит побывать. Он открыт для осмотра по вторникам и четвергам. Во дворце собраны богатые коллекции картин и редкостей, да и сам парк очень красив.

Омут у Сэндфордской запруды, которая начинается сразу же за шлюзом, – настоящая находка для всякого, кто ищет подходящего местечка, чтобы утопиться. Здесь необычайно сильное подводное течение: стоит лишь вам туда попасть – и дело в шляпе. Тут установлен обелиск, отмечающий место, где уже утонули двое купальщиков. Ступеньки этого обелиска служат трамплином для молодых людей, желающих на собственном опыте убедиться в том, что здесь и вправду опасно.

За милю до Оксфорда лежит Иффлийский шлюз с «Мельницей»; для художников, помешанных на речных пейзажах, это излюбленный сюжет. Кстати сказать, после их картин настоящий шлюз вызывает некоторое разочарование. Вообще, как я заметил, почти все вещи в этом мире выглядят на картинах куда лучше, чем в действительности.

Около половины первого мы прошли Иффлийский шлюз, привели лодку в порядок, сделали приготовления к высадке и двинулись на приступ последней мили.

Я не знаю на Темзе более трудного участка, чем эта миля между Иффли и Оксфордом. Чтобы ориентироваться в этих местах, нужно здесь родиться. Я плавал тут множество раз, но освоиться мне так и не удалось. Человек, способный безошибочно пройти по фарватеру от Оксфорда до Иффли, сумел бы, вероятно, ужиться под одной крышей с женой, тещей, старшей сестрой и старой служанкой, которая нянчила его в младенческие годы.

Сперва течение тащит вас к правому берегу, потом к левому, потом оно выносит вас на середину, заставляет сделать три полных оборота вокруг собственной оси, потом несет обратно и кончает, как правило, попыткой расплющить вас в лепешку о какую-нибудь баржу.

Все это послужило причиной того, что на протяжении последней мили мы то и дело становились поперек дороги другим лодкам, и они нам, а это, в свою очередь, послужило причиной того, что обе стороны проявили повышенную склонность к бранным выражениям.

Не знаю, чем это объяснить, ко на реке все необыкновенно раздражительны. Пустяковые неудачи, которые на суше проходят почти незамеченными, приводят вас в бешенство, если они случаются на воде. Когда Гаррис и Джордж разыгрывают из себя ослов на суше, я снисходительно посмеиваюсь, но когда они ведут себя как болваны на реке – я пускаю в ход такие ругательства, что кровь стынет в жилах. Когда другая лодка лезет прямо наперерез моей, я испытываю непреодолимое желание схватить весло и перебить сидящих в ней – всех до единого.

Люди, обладающие на суше мягким и кротким характером, становятся грубыми и кровожадными, как только попадают в лодку. Однажды мне довелось совершить небольшое плавание с молодой леди. В обычной жизни она была на редкость милым и нежным созданием, ко слушать, как она выражается на реке, было просто страшно.

«Эй, будь ты проклят! – кричала она, когда на пути попадался какой-нибудь незадачливый гребец. – Куда прешь! Не видишь, что ли?»

А если парус не устанавливался в нужное положение, ока хватала его, грубо дергала и приговаривала: «Ах ты чертова перечница!»

И тем не менее, как я уже говорил, на берегу она была очень любезна и приветлива.

Речной воздух, несомненно, оказывает деморализующее влияние на человеческий характер. Вероятно, этим и объясняется, что даже барочники иной раз грубят друг другу и загибают словечки, которых в спокойные минуты сами же, без сомнения, стыдятся.


ГЛАВА XIX

Оксфорд. – Рай в представлении Монморанси. – Лодка, нанятая в верховьях Темзы, ее прелести и преимущества. – «Гордость Темзы». – Погода портится. – Темза при различной погоде. – Вечерок не из веселых. – Тоска по невозможному. – Завязывается веселая беседа. – Джордж играет на банджо. – Траурная мелодия. – Еще один дождливый день. – Бегство. – Скромный ужин и тост

61