Трое в лодке - Страница 27

Даже у Рединга, хотя он из кожи вон лезет, чтобы испортить, загадить, изуродовать возможно большую часть берега, хватает великодушия, чтобы скрыть почти всю свою безобразную физиономию.

У Цезаря, конечно, что-нибудь было около Уолтона: лагерь, укрепление или какая-нибудь другая штука в таком роде. Цезарь был великим любителем подниматься по рекам. Королева Елизавета тоже бывала здесь. От этой женщины вам не отвязаться, где бы вы ни оказались. Жили здесь также Кромвель и Брэдшо (не тот Брэдшо, который возглавляет наших гидов, а тот, который обезглавил нашего короля Карла). Приятная компания, нечего сказать!

В церкви Уолтона показывают железную «узду для сварливых женщин». Такими вещами пользовались в старину для обуздания женских языков. В наше время от подобных опытов отказались. Видимо, железа сейчас не хватает, а всякий другой материал недостаточно прочен.

Есть в этой церкви также достойные внимания могилы, и я боялся, что мне будет трудно оторвать от них Гарриса. Но он как будто о них не помышлял, и мы двинулись дальше. Выше моста река становится необычайно извилистой, что делает ее очень живописной, но с точки зрения гребца или человека, тянущего бечеву, это обстоятельство весьма омрачает жизнь; оно ведет к бесконечным спорам между гребцом и рулевым.

На правом берегу вы видите Оутлэнд-парк. Это знаменитое старинное поместье. Генрих VIII стянул его у кого-то (я уже забыл, у кого именно) и поселился в нем. В парке имеется грот, который за плату можно осмотреть и который стяжал себе громкую славу; однако, на мой взгляд, в нем нет ничего особенного. Покойная герцогиня Йоркская, жившая в Оутлэнде, обожала собак; у нее было их видимо-невидимо. Когда они околевали, сна хоронила их на специальном кладбище, и всего их там покоится около пятидесяти штук, и над каждой собакой – надгробная плита, а на ней – эпитафия.

Впрочем, мне кажется, что они достойны этого не меньше, чем любой средний христианин.

У Коруэй-стэйкса – первой излучины выше Уолтонского моста – произошло сражение между Цезарем и Кассивеллауном. Готовясь встретить Цезаря, Кассивеллаун забил в реку множество кольев и, несомненно, прибил к ним доски с запрещением высаживаться. Однако Цезарь, несмотря на это, переправился на другой берег. Помешать ему перейти реку было невозможно. Цезарь! – вот кого нам не хватает для успешной борьбы с прибрежными землевладельцами.

Хэллифорд и Шеппертон со стороны реки тоже очень милы, но ни в том, ни в другом нет ничего интересного. Есть, правда, на шеппертонском кладбище памятник, украшенный стихами, и я очень боялся, как бы Гаррис не вздумал вылезти на берег, чтобы поглазеть на него. Когда мы приблизились к пристани и я увидел, каким жадным взглядом он уставился на нее, я изловчился и сбросил его шапочку в воду. Добывая ее и негодуя на мою неуклюжесть, Гаррис совсем забыл о любезных его сердцу могилах.

Возле Уэйбриджа река Уэй (славная речушка, по которой лодки могут подниматься до Гилдфорда; одна из тех, которую я давно уже хотел обследовать, да все не могу собраться), река Бурн и Бэзингстокский канал соединяются и все вместе впадают в Темзу. Шлюз находится как раз напротив городка, и первое, что нам бросилось в глаза, когда мы к нему подъехали, была маячившая у одного из створов шлюза куртка Джорджа. При ближайшем рассмотрении выяснилось, что сам Джордж находится внутри нее. Монморанси принялся бешено лаять. Я закричал. Гаррис завопил. Джордж стал махать шляпой и заорал нам в ответ. Сторож шлюза выскочил с багром, убежденный, что кто-то свалился в воду, и был очень разочарован, обнаружив, что все благополучно.

У Джорджа в руках был довольно странного вида предмет в клеенчатом футляре. Он был круглый и плоский, из него торчала длинная прямая ручка.

– Что это у тебя, – спросил Гаррис, – сковорода?

– Нет, – ответил Джордж, и в глазах его появился какой-то странный, безумный блеск. – Это – последний крик моды. Все, кто проводит отдых на реке, берут его с собой… Это – банджо.

– Понятия не имел, что ты играешь на банджо! – воскликнули мы с Гаррисом в один голос.

– А я и не играю, – ответил Джордж. – Но мне говорили, что это очень просто. Кроме того, я достал самоучитель.

ГЛАВА IX

Джорджа заставляют работать. – Низменные инстинкты бечевы. – Черная неблагодарность четырехвесельной лодки. – Влекущие и влекомые. – Рациональное использование влюбленных. – Странное исчезновение пожилой леди. – Поспешишь – людей насмешишь. – Незабываемое переживание: вас тянут на бечеве барышни. – Пропавший шлюз, или заколдованная река. – Музыка. – Спасены!

Теперь, когда Джордж оказался в наших руках, мы решили запрячь его в работу, Само собой разумеется, работать ему не хотелось. Он говорил, что ему, видите ли, пришлось порядочно потрудиться в Сити. Гаррис, человек по природе черствый и не склонный к состраданию, сказал:

– Ну что ж! А теперь для разнообразия тебе придется порядочно потрудиться на реке. Разнообразие полезно всем. А ну-ка! Вылезай!

По совести (даже по тому, что называлось совестью у Джорджа) он не мог возражать, но он заметил, что, может быть, лучше ему остаться в лодке и заняться приготовлением чая, в то время как Гаррис и я будем тянуть бечеву. Потому что, видите ли, приготовление чая – чрезвычайно изнурительный труд, а мы с Гаррисом и так уже достаточно устали. Однако мы, не вдаваясь в дискуссию, вручили ему бечеву, и он взял ее и вылез из лодки.

Странная и непостижимая вещь – бечева. Вы укладываете ее кольцами с таким великим терпением и осторожностью, как если бы вы складывали новые брюки, а через пять минут, когда вы снова берете ее, она уже превратилась в какой-то ужасный, омерзительный клубок.